— Идея завести канал зрела давно, толчком стала блокировка Инстаграма в России прошлой весной. До того я больше всего внимания уделял именно Инстаграму, выкладывая туда всё то, чем бы я хотел поделиться. В итоге произошёл большой спад просмотров, многие люди ушли. Так я решил попробовать начать вести телеграм-канал.

— Я родился в Таллинне, а вырос в Калининграде — в 90-х мои родители уехали из Эстонии в Россию. В 2014 году я узнал о том, что имею возможность репатриироваться — моя бабушка родилась в Печорах — и получить эстонское гражданство, сохраняя при этом российский паспорт. Тогда же я переехал жить в Таллинн. Учился я в Калининграде на факультете филологии и журналистики в Балтийском федеральном университете, сейчас работаю с Таллиннским русским городским музеем в Старом городе, провожу экскурсии, участвую в подготовке выставок и лекций.

— Там я основном выкладывал кадры из поездок по Эстонии и другим странам без подробных деталей или рассказов. Некоторые мои друзья просили писать обо всем подробнее, но большие тексты определенно не вяжутся с форматом инстаграма.

— «Ревельский ревень» точно не медиа-ресурс, хотя иногда я анонсирую мероприятия, которые проходят в Эстонии, например, выставки, лекции, концерты или спектакли. Кроме того, это позволяет разбавлять сплошной газетный и исторический контент.

— Да, Андрей приезжал с лекцией в Таллинн, на ней мы и познакомились. Он прекрасно умеет подавать материал и делать понятными многие малоизвестные и запутанные исторические сюжеты. Я думал о том, чтобы делать подкаст, но в одиночку его организовывать кажется непростой задачей, у того же Андрея уже сложилась команда помощников. А вообще в Эстонии много интересных и спикеров и тем для обсуждения, которые были бы интересны не только местной аудитории.

— Думаю, что «Ревельский ревень» — это, скорее, такое «иновещание». Я не проводил опросы на канале, но вижу, что мои читатели в основном из России, в том числе и те, кто переехал в последние годы. Местная русскоязычная аудитория, как и эстонская, в основном пользуется фейсбуком, в котором уже сложились краеведческие группы и присутствуют известные исследователи. То есть, здесь в большей степени играет роль такой культурно-платформенный барьер. Я пробовал дублировать некоторые посты из канала в фейсбучных группах со ссылкой на телеграм-канал, но конвертация была практически нулевой, несмотря на положительную реакцию и большое количество лайков.

— Очень по-разному. Иногда я просто подряд читаю газеты в архиве по отдельным периодам, часто нахожу что-то примечательное и сохраняю на будущее. Многое из этого складывается в контекстное домино с чем-то произошедшим в новостной ленте. Например, установка сцены на берегу Ивангорода — тогда пост родился сразу. Время от времени я отдельно пишу заметки в telegra.ph на разные темы и сам делаю к ним обложки из коллажей. Всё вместе это может занять пару дней.

— Нынешний военный контекст и многие его сюжеты, несмотря на то, что совсем некорректно их всерьёз сравнивать, во многом перекликаются с тем, что было сто лет назад с началом установления советской власти в России – исход беженцев и их ожидания о скорой перемене ситуации, советские мобилизационные практики и многое другое. Отдельно могу дать ссылку на рассказ Паустовского о жизни в Киеве («Спасибо, Амалия Карловна! Мне ничто не грозит. Я подданный Российской Федерации.», 1918 год).

— Пока, к счастью, ни с чем подобным я не сталкивался. Единственный раз об упоминании топонима «Ревель» в этом контексте я слышал только от живущего тут Аркадия Бабченко — в передаче на местном канале. Такая точка зрения кажется мне, мягко говоря, странной и не имеющей под собой никаких реальных оснований.

— В контексте дореволюционного периода истории Эстонии стоит, скорее, говорить о рефлексии конфликта эстонцев с жившим тут немецким дворянством, которое владело большей частью земель в Эстляндии и Лифляндии, чем с менее многочисленным русским меньшинством.

Оккупация Эстонии после Второй мировой войны, безусловно, является травмой для эстонского общества. Война на Украине снова актуализировала эту тему, общество ощущает появившуюся неосоветскую угрозу. Например, на последних выборах большинство голосов набрала партия, активно лоббировавшая антироссийские санкции, которые негативно повлияли на эстонскую экономику и уровень жизни — прямо сейчас в парламенте идёт обсуждение повышения налогов.

— Если составлять портрет довоенного русского, который переехал в Эстонию, то это безусловно будет айтишник. Благодаря низким налогам и хорошему уровню жизни здесь появилось много IT-компаний, которые нанимали работников из России. После начала войны многим из них было отказано в выдаче или продлении вида на жительства. Сейчас их, наверное, заменяют работниками из Индии и других стран.

Но стоит отметить, что Таллинн не стал центром массового переезда релокантов, в отличии от соседних Риги или Вильнюса, поэтому сложно говорить о внешних изменениях настроения в обществе после их появления. Вероятно, основным фактором стала меньшая финансовая возможность проживания в Эстонии. Я не могу судить именно о релокантском русскоязычном комьюнити — оно существует, но я ничего о них не слышал, кроме проведения акций у посольства РФ в Старом городе.

— Цифровизация действительно позволила Эстонии заявить о себе миру, увеличить прозрачность многих процессов и облегчить повседневную жизнь во многих сферах взаимодействия с государством. Но когда речь идёт о цифровизации, то имеется ввиду именно это и, несмотря на распространённость доступности интернета — в 2000 году эстонский парламент признал интернет-доступ неотъемлемым правом человека — нельзя сказать, что интернет здесь значительно потеснил телевидение и газеты.

— Я не берусь судить о том, насколько медиа-ресурсы определяют повестку в Эстонии, поскольку не так сильно погружаюсь в местные сюжеты, а основном слежу за происходящим в России. Но точно можно сказать, что публикации в СМИ влияют на общественную жизнь. Недавний пример – скандал с обнаружением хищений в фонде помощи украинским беженцам привёл к отставке исполнительного директора и началу расследования.